(c) Ives de Gris ДевочкаДевочка – самая обычная крестьянская девочка – стояла на границе круга света и не решалась подойти к костру. Ей было лет 5-6, а может и 7-8, я не очень хорошо умею угадывать детский возраст, вернее, не умею вообще. Она внимательно смотрела на меня темными, чуть диковатыми глазами и сосредоточено сосала палец, который только с очень большой натяжкой можно было назвать не очень чистым, зато без всякой натяжки - очень грязным. - Не бойся, - сказал я ей, выдавив из себя улыбку – садись. Она села у костра и уставилась на пламя, перестав, наконец, сосать палец. Я молча смотрел на нее. Девочка. Только и всего. Но откуда в лесу взяться девочке? Где-то рядом наверняка деревня… Или хотя бы лесник какой -нибудь живет. Или удалившаяся от мира семейка. Предполагаемые колдуны или что-то такое. Где-то рядом должно быть жилье. В начале ноября девочка не может выжить одна в лесу. Она, несомненно, потерялась, но потерялась недавно. Едва ли она успела хотя бы одну ночь провести под открытым небом. В таком платьице она бы не выжила. А еще хищники… Я определенно слышал вой. Переночевать под крышей… - Как тебя зовут? Тишина. Она даже не повернулась. - Откуда ты? У тебя есть родители? Ты заблудилась? Все та же тишина. Конечно, она голодна, устала, замерзла, напугана… Она всего лишь ребенок. Ей просто хочется тепла. Просто тепла, простого, домашнего тепла… К маме ей хочется, а не сидеть лясы точить со страшным незнакомым дядькой у костра. И внезапно мне показалось, что мы с ней чем-то похожи… Да, именно мы с ней. Ребенок и… И не важно кто, в общем. Путник, решивший проехать заброшенной дорогой через лес, чтобы поскорее добраться до западных княжеств. На войне нужно не только пушечное мясо, но и такие люди как я. И не надо мне говорить, что у такого циника и профессионального подлеца, как я, не может быть ничего общего с наивным ребенком - я ведь не об том говорю... Я позволил себе минуту слабости. Я ведь тоже такой вот заблудившийся в холодном лесу ребенок. Мне тоже хочется домой и к маме. Только… Какая у меня мама? Какое тепло видел в жизни несчастный бастард? Папочке было плевать на меня с высокой башни фамильного замка, а раз так, то и мамочке я не нужен. Вот и пришлось прорываться самому – как получилось. Я протянул девочке половину своей лепешки. Она покосилась на нее и глубже втянула голову в плечи. Я расстелил на траве тряпицу, в которую лепешка была завернута, и положил угощение сверху. Девочка покосилась на лепешку и снова уставилась на огонь. Я предложил ей флягу с водой, но она даже не взглянула на нее. И в этот момент меня потянуло на такую лирику… Со мной такого никогда не было… Но никогда раньше посреди леса к моему костру не выходили маленькие девочки… Вот сидим мы, два одиночества у одного костра. И ни слова, по-хорошему, друг другу не скажем. Были б оба взрослые, обменялись бы парой фраз из вежливости, погоду бы обсудили… А так… Сидим – разные, но похожие. На весь мир озлобленные, недоверчивые. Помощь нам предложить нельзя, или посочувствовать там… Ощетинимся. Двое бродяг у ночного костра. Да и девочка не факт, что потерялась. Может, и сбежала. Кто ж ее знает? - Да ты ешь, - сказал я ей. И меня самого удивило, как прозвучал мой голос. Никому я так не говорил. Только ей – случайной. Она повернулась и пристально посмотрела мне в глаза. Ее взгляд показался мне каким-то не детским. Потом она посмотрела на угощение. Немного поколебавшись, взяла флягу и сделала маленький глоток. И уж совершенно не знаю, кто меня за язык тянул, с какого перепугу меня дернуло это сказать… - Жизнь, девочка, штука паршивая… Но ведь мы с тобой прорвемся. Мы с тобой прорвемся, девочка. Что бы ни было… И вдруг она заплакала… Как-то слегка подскуливая, закрыв лицо руками. Я принялся ее утешать. Слегка обнял за плечи. Черт! Они были такими холодными. Конечно, девочка замерзла, как я раньше об этом не подумал? Я накинул ей на плечи свое одеяло. Она сидела, укутавшись в него, и потихоньку успокаивалась. Я дал ей еще отхлебнуть из фляги. Она снова посмотрела мне в глаза. Какой-то у нее был несчастный, затравленный вид. Я ничего не понимал. Она снова уставилась в огонь. Протянула к нему руки. Потом посмотрела на меня. Явно с благодарностью. Приложила палец к губам. Встала, позволив одеялу упасть на траву. И пошла прочь от костра. - Стой, куда ты? – крикнул я ей вслед. И уже на самой грани светлого круга, может быть, даже чуть дальше, она обернулась. На секунду мне показалось, что у нее не человеческое лицо, а какая-то дымчатая маска. Нет, просто показалось… - Стой! Я бросился вслед, но ее нигде не было. Она исчезла так же загадочно и внезапно, как появилась. Я кричал, бессмысленно кричал в темноту, но она не отозвалась и не вернулась. На душе было как-то нехорошо. Словно… Словно что? Кто-то другой на моем месте сказал бы – словно я совершил предательство. Но предательства… Разве мало я их совершил? Нет… Словно я совершил ошибку? Похоже, но не то… Словно я потерял кого-то близкого? Не знаю. У меня нет близких. Словно я что-то упустил? По этому лесу я ехал три дня. И все три дня думал о девочке. Вой я слышал еще не раз – и ночью, и днем. Довольно близко… Очень близко. Но волков не видел. Ни одного. Жива ли она? Где она? В полудне езды от опушки леса была деревня, в которой ни один из жителей не ответил ни на один мой вопрос и никто не открыл мне дверь. Позже, в трактире на развилке, я узнал, что деревня называется Последняя. Вот так вот просто. Из чистого любопытства я спросил, почему. - А тут раньше дорога была… Но потом в лесу вампиры появились. И с тех пор по ней никто не ездил. А село последнее, куда доехать можно. Перед лесом последнее. - Вампиры? - Ну да. Говорят, раньше они вампирами не были. Но прокляли их за что-то… А за что – никто уж и не помнит. Они маленькие такие, и во что хошь превратиться могут. Кровью они питаются. И огонь любят. Только запретен он для них. И не могут они к огню подходить, пока человек не позволит. Вот и превращаются в детей, к кострам выходят… От них, случалось, в давние времена люди спасались, если не далеко в лес успевали заехать, да кони хорошие были, успевали добраться до опушки. Но с тех пор, как эти твари появились, никто через тот лес живым не проехал… |